Минкина О. В. Насилие в малой прозе В. М. Шукшина
Ольга Валентиновна Минкина
(Псковский
государственный университет)
Насилие
в малой прозе В. М. Шукшина
Насилие в рассказах В. М.
Шукшина никогда не рассматривалось
специально в философских и литературоведческих работах, хотя оно
разнообразно представлено в сюжетах рассказов. В самом общем виде проявления
насилия человека над человеком, отраженные писателем в соответствии с его
пониманием человеческой природы, можно разделить на 2 группы: физическое и
психологическое.
Физическое насилие совершается у Шукшина по разным причинам и с разными последствиями.
Наиболее распространенная группа рассказов описывает насилие стихийное, «без умысла», совершенное в порыве охвативших человека сильных эмоций. Другая группа рассказов отражает насильственные действия представителей органов власти, это насилие «по долгу службы».
Выделяется и группа рассказов, в которых насилие становится ответом на внешние воздействия, оно мотивировано необходимостью ответить на обиду.
Шукшинские рассказы предоставляют материал и для разговора о психологическом насилии. Его воздействие внешне не проявляется, но последствия бывают более разрушительны, чем при физическом насилии.
Тема насилия в творчестве
Шукшина не является основополагающей. Тем не менее, анализ рассказов писателя
показывает следующее. Во-первых, автор «Непротивленца Макара Жеребцова»
признавал присутствие в природе человека склонности к насилию. Во-вторых, к психологическому
насилию Шукшин относился с большей определенностью, считая его большим злом,
убивающим душу. Именно поэтому он постоянно изображает конфликтные ситуации в
человеческом общении.
Ольга Валентиновна, спасибо! Вопрос такой: существует ли связь Шукшина и западных экзистенциалистов (Камю, Сартр и др.) именно на философском уровне? К примеру, в тех рассказах, где разрабатывается тема самоубийства ("Жена мужа в Париж провожала" и пр.). На мой взгляд, везде отчетливо виден коммуникативный конфликт, невозможность коммуникации с другим и т.п. Этим, мне кажется, в том числе опосредовано включение рассматриваемого компонента (насилия) в сюжет. Даже то, что жена мужа именно "в Париж" провожает - тоже к этому отсылка (помимо Достоевского, конечно (Свидригайлов и Америка)). В общем, можно ли говорить о наличии некой связи Шукшина и писателей / философов экзистенциалистов / абсурдистов?
ОтветитьУдалитьСтанислав Фёдорович, спасибо за такой интересный, и в то же время не простой вопрос. Он заставил меня очень серьёзно задуматься.
УдалитьИсходя из опосредующей роли культуры и того, что моральные принципы Ж.-П. Сартра и Альбера Камю представляют собой традиционные гуманистические ценности, говорить о связи В.М. Шукшина и писателей/философов экзистенциалистов безусловно можно. Это касается параллелей и в понятийном аппарате: абсурд, хаос, смерть, ничто, отчаяние, одиночество, и в излюбленном методе Шукшина обнажать сущность человека в пограничных и конфликтных ситуациях.
Французские философы утверждают, что всякие попытки решать за человека, как кому жить, что делать, как поступать – аморальны и неправомерны. Они лишают человека свободы, превращают его в зависимое существо. Те же установки мы можем видеть в рассказах Шукшина «Капроновая ёлочка» и «Бессовестные».
Что касается отсылки к французским экзистенциалистам в рассказе «Жена мужа в Париж провожала», мы не можем это как однозначно утверждать, так и однозначно отрицать… У Альбера Камю есть рассуждение о том, что «в Париже можно затосковать по простору и взмахам крыльев» («Лето в Алжире»), так как Париж замкнут в себе и ограничивает свой мир. Можно усмотреть глубинные связи в том, что жена проводила мужа в мир, ограниченный её пониманием, где он не может взмахнуть своими крыльями. Самоубийство же в понимании Камю это «победа над смертью». Человек «становится хозяином своей судьбы», когда осознает неизбежность смерти. Осознание смерти является истинным прогрессом цивилизации. И несмотря на то, что Камю выступал против самоубийства как однозначного ответа на абсурд, он видел в подобных поступках человека «логичность» и «превосходство». Шукшин же рассматривает самоубийство не как «победу над смертью», а как следствие смерти человеческой души, которой, в свою очередь, всегда предшествует женское психологическое насилие («Жена мужа в Париж провожала», «Алёша Бесконвойный»)
Экзистенциалисты не рассматривают жизнь как самоцель. Рассказ Шукшина «Залётный» можно истолковать как полемику с этим. Автор повествует о герое, который осмысляет жизнь перед смертью. Медленно умирая, этот человек понимает, как надо радоваться каждому дню, каждому часу жизни и уже в этом видеть счастье.
А рассказ Шукшина «Обида» можно противопоставить «Мифу о Сизифе» А. Камю. Сизиф – символ абсурдности человеческого существования. По Камю человек должен противостоять абсурдности окружающего мира. И, хотя, борьба обречена, Сизиф сопротивляется, потому что он свободен. Своё отношение к сопротивлению абсурдности окружающего мира Шукшин декларирует в самом начале рассказа «Обида», показывая обречённость борьбы с абсурдной «стенкой из людей»: «ставить на попа самый смысл жизни – это тоже, знаете… роскошь. Себе дороже, как говорят. Благоразумие – вещь не из рыцарского сундука, зато безопасно. Да-с. Можете не соглашаться, можете снисходительно улыбнуться, можете даже улыбнуться презрительно… Валяйте. Когда намашетесь театральными мечами, когда вас отовсюду с треском выставят, когда вас охватит отчаяние, приходите к нам, благоразумным, чай пить.»
Ольга Валентиновна, большое спасибо за великолепный ответ, за такой развернутый комментарий! Для меня, как исследователя абсурда в литературе, всё это весьма значимо. Я приверженец точки зрения о том, что разноуровневый абсурд есть везде, и у Шукшина, как я вижу, всё-таки получает специфическое преломление.
УдалитьДумается, что прослеживаемые параллели с французскими экзистенциалистами связаны скорее с психологизмом Достоевского как предтечей экзистенциализма. И специфическое преломление у Шукшина связано с тем, что у абсурдистов человек абстрактен, а у автора «Охота жить» человек более живой (как и у Достоевского). Шукшин пишет «Истинно свободен тот, кто не боится смерти» (1971). Такой свободный человек предстаёт перед нами в рассказе «Охота жить» (1966). Беглый преступник заявляет: «Я не боюсь смерти. Значит, жизнь - моя.» Для Шукшина слова этого человека звучат «дико и нелепо», последний «безнадежно избит судьбой». Свободный от страха смерти, он не свободен от желания красиво жить.
УдалитьДа, безусловно, у всего есть третий - и главный, первоначальный - источник. Недаром Достоевского упоминаю в вопросе. Спасибо, Ольга Валентиновна!
УдалитьДобрый вечер, Ольга Валентиновна!
ОтветитьУдалитьВы подготовили очень интересный материал, который открывает нам малую прозу В. М. Шукшина с неожиданной стороны. Скажите, пожалуйста, почему автор разделяет насилие человека над человеком на физическое и психологическое, т.к., мне кажется, что они очень часто бывают взаимосвязаны? И в чем заключается в понимании В. М. Шукшина осмысление насилия в контексте толстовской идеи непротивления?
Спасибо, с уважением, Беглецова К.А.
Здравствуйте! Очень рада, что этот материал показался Вам интересным. Спасибо за вопросы! На мой взгляд, Шукшин разделяет насилие на физическое и психологическое, потому что методы борьбы с физическим насилием для него более определённы. Здесь он готов к сопротивлению. В рабочих записях Шукшина есть размышление о борьбе с грабителями, в котором он рассуждает о том, что в нашем обществе грабителям «положено» носить ножи и кастеты, а человеку «не положено». Нам «вбили в голову, что всякий, кто положил нож в карман, - преступник». Исходя из этого постулата все прохожие перед грабителем – «овцы». Шукшин предлагает другую картину:
Удалить«Двое идут навстречу одному.
– Снимай часы! Вместо часов гражданин вынимает из кармана - нож. Хоть неравная борьба, но – справедливая. Допустим, борьба закончилась 0:0. Всех троих забрали в милицию.
- Они хотели отнять у меня часы!
- Откуда у вас нож? Почему?
- Взял на всякий случай…
- Вы знаете, что за ношение холодного оружия…
Знаем. Всё знаем.
Как же мы искореним хулиганство, если нам нечем от них отбиться?! Получается: кто взял нож, тот и пан. А что, если бы так, кто возымел желание взять нож и встретить на улице запоздалого прохожего, вдруг подумал: «А вдруг у него тоже нож?» Гарантирую: 50 процентов оставили бы эту мысль. Из оставшейся половины – решительных – половина бы унесла ноги в руках.»
Мы можем утверждать, что и в вопросах психологического насилия непротивление у Шукшина не в чести. Однако однозначных ответов, как ему противостоять или как его избежать, писатель так и не нашёл…
Спасибо большое за ответ!
УдалитьОльга Валентиновна, спасибо за очень интересный доклад!
ОтветитьУдалитьВывод, конечно, однозначен: "хама нужно просто «бить табуреткой по голове», потому что по-другому он не понимает". Но как объяснить, что в киноповестях Шукшина (и, положим, в повести "До третьих петухов") проблема насилия освещается иначе?
А.Ю. Сорочан
Этот комментарий был удален автором.
УдалитьУважаемый Александр Юрьевич, спасибо за проявленный интерес к докладу!
УдалитьНе уверена, что смогу чётко ответить на Ваш вопрос. Я не совсем понимаю, что Вы имеете в виду, говоря о другом освещении проблемы насилия в повести «До третьих петухов».
Вердикт «бить табуреткой…» Шукшин выносит открыто проявляемому насилию «является хам и говорит о совершённых гадостях». В автобиографичной же повести «До третьих петухов» всё настолько зашифровано, что в точной интерпретации никто не может быть уверен на 100%, мне кажется…
Шукшин в образе Ивана отстаивает своё место в библиотеке, он не хочет быть забытым и оказаться в «букинистическом». Иван может рассмешить Несмеяну – публику, но подвержен насилию критики и чиновников. Вынужден плясать перед всеми. С этим более-менее понятно. Но дальше… Продаётся чертям, раскаивается в этом… Чертей исследователи называют западниками, А. Заболоцкий считает, что речь идёт о евреях… Не уверена ни в одной, ни во второй версии, хотя сейчас чаще стали писать о «еврейском вопросе».
Очень много в этой повести глубинного, личного… Поэтому для меня сложна её интерпретация.
Но попробую... В повести Мудрец называет насилием захват Иваном печати, на что Иван отвечает: «Ничего подобного. – Иван тоже стал в позу. – Насилие – это когда по зубам бьют.» Всё иносказательно.
Если Мудрец – это «главный по культурным тарелочкам», то получается Шукшин смог достать печать, и тем самым потрогал изнанку кармана культуры – кинематографа. Печать оказалась не нужна. Иван – Шукшин возвращается обратно в библиотеку – литературу. Как-то так...
Буду благодарна, если уточните вопрос и выскажете своё мнение.
Спасибо за ответ! Кажется, все ясно - и в повести "До третьих петухов", где насилие переходит в плоскость городской сказки... Но в "Калине красной" действительно не-насилие преобладает. Видимо, все-таки в малой прозе Шукшина эта тема раскрывается совершенно иначе, чем в крупной.
УдалитьЭтот комментарий был удален автором.
ОтветитьУдалитьОльга Валентиновна, с интересом прочел, большое спасибо! У каждого историка литературы, конечно же, свой подход. Позволю высказать свое субъективное мнение, не критику. Я считаю, что - ну невозможно - вот так отдельно рассматривать "малую прозу", совершенно проигнорировав контекст всей прозы Шукшина - именно в дискурсе нашей конференции. Ну, для меня невозможно говорить о теме насилия и агрессии у Шукшина, словно "Калины красной" вообще не существует. Локальный подход имеет право на существование, но без контекста он скуден. Словно я анализирую "Капитанскую дочку", забыв об "Истории пугачевского бунта"... Про кинематографическую ипостась Шукшина я вообще промолчу, ее же не существует в Вашем докладе, да? Высоцкий - поэт, но не бард-певец, и не актер, да? Вот Вы и Шукшина воткнули в узкие шоры своего дискурса. Мне представляется, если Вы учтете контекст, у Вас получится отличная статья в наш сборник. СД
ОтветитьУдалитьСергей Викторович, спасибо за комментарий. Обязательно учту Ваши рекомендации.
УдалитьОльга Валентиновна, спасибо за доклад.
ОтветитьУдалитьУ меня вопрос статистический: меняется ли количество проявлений насилия (как в целом, так и по отдельности физического и психологического) в рассмотренном Вами материале в контексте эволюции Шукшина как писателя и как человека?
Александр Александрович, спасибо за вопрос.
УдалитьНемного статистики ).
Было рассмотрено 127 рассказов. Сцены, элементы насилия или упоминания о них присутствуют в 42 рассказах. 31 приходится на физическое насилие, 17 - на психологическое. Период с 1963 по 1964 — это незначительные единичные упоминания, 1966 год — 4 рассказа, в которых в равной степени представлены оба вида насилия. Далее 1967 год 2 значимых рассказа: "Чудик" (жен. насилие в семье) и "Охота жить" (убийство), затем 1969 - 3 расск. В оставшийся период (1970 - 1973) было написано 24 рассказа, из которых 12 с псих. насилием, причём 1971 — пик психологического женского насилия, 1973 — пик давления общественной системы. На последний год жизни приходится 5 рассказов с физическим насилием (3 - ситуативное насилие, 2 - стихийные драки) и только один рассказ с психологическим женским давлением «Ночью в бойлерной».
То есть получается такая картина:
Удалить1. Человека у Шукшина бьют по-разному, но в полтора раза чаще - физически (так проще и по-народному?).
2. Количество насилия нарастает.
3. Психологически давят женщины, а мужчины преимущественно дерутся.
Тут ещё посмотреть бы на насилие один-на-один и на коллективное (много на одного, все против всех...).
* один на один
Удалитьдурацкая автозамена :(
Почти такая...
УдалитьЧаще описаны мужские драки в алкогольном опьянении.
Нарастает, но в 1972 году явный спад. Всего 3 рассказа. Кстати, именно в этом году нашла рассказ "Наказ", где "все против всех" (Низовские дрались с Мордвой). Ещё есть "Далёкие зимние вечера" (1963), где детская "куча мала". Пожалуй и всё...
Много на одного/один против всех - 6 расск., двое на одного - 2 расск.
Один на один - 7 расск., двое на двое - 1 расск.
Что касается женщин:
- "сковородкой по голове" и "пальнуть из ружья" тоже присутствует - 4 расск.
- засадить мужа в тюрьму - 4 расск.
- "пилить" - 7 насчитала.
Думаю, я поторопилась подтвердить, что кол-во насилия в рассказах нарастает…
УдалитьВо-первых, всё-таки надо не забывать, что в период с 1958 по 1963 гг. Шукшин писал преимущественно для журнала «Октябрь», соответственно он должен был соответствовать основным канонам журнала. Во-вторых, на основании такой голой статистики (без учёта специфики насилия) нельзя делать однозначные выводы. С уверенностью можно сказать только, что самые плодотворные на насилие - 1971 и 1973 годы.
Да, безусловно, статистика лишь часть инструментария, а дальше в дело вступает интерпретация: кто, кого, в какой ситуации, чем и как именно, с какими последствиями, реально или на уровне угрозы + разные внешние факторы с большими или меньшими ограничениями со стороны самого исследователя. Просто я люблю статистику, вот и спросил :)
УдалитьОльга, Валентиновна, спасибо! Понимаю, что биографический метод не является основой настоящего исследования (представленного в статье), но все же интересно узнать Ваше мнение, связано ли нарастание насилия в малой прозе с личными обстоятельствами Шукшина?
ОтветитьУдалитьИ второй вопрос. Можно ли обобщить и сказать, с какой целью физическое насилие наиболее часто используется в рассказах, как оно работает для раскрытия идеи?
Ольга Васильевна, спасибо за вопрос.
УдалитьПризнаюсь честно, мне бы не хотелось рассматривать обстоятельства личной жизни Шукшина применительно к эволюции насилия в его творчестве. Не потому, что я считаю, что они не имеют влияния, просто мне это не близко.
Я не думаю, что писатель ставил конкретную цель, при более частотном описании физического насилия. Важно ведь не количество, а значимость этого. Повторюсь, физическое насилие у Шукшина, как правило, без умысла и разрушительных последствий. Подрались – разошлись, подрались – помирились. Хотя, безусловно, специфика описания физического насилия способствовала лучшему раскрытию персонажей и отражала реалии того времени.
Этот комментарий был удален автором.
УдалитьСпасибо за интересный доклад и обстоятельный ответ. Пользуясь случаем личного общения, могу предложить воспользоваться библиографическим указателем по Шукшина, который был издан Алтайской краевой библиотекой. Если это Вас заинтересует, моя почта - ovperova1988@gmail.com
УдалитьОльга Васильевна, буду Вам очень признательна!
УдалитьОльга Валентиновна, спасибо Вам за очень интересный материал. И за интересные ответы на вопросы коллег. Меня порадовало, что вся тонкость, глубина и нежность В.М. Шукшина не остались в стороне при освещении такой жесткой темы. Было интересно наблюдать, как Вы анализируете причинно-следственные связи, Ваш взгляд нашел отклик в душе моей. Удачи Вам!
ОтветитьУдалитьВот, кстати, да, проявления нежности как оппозиция жестокости, тоже было бы интересно исследовать, думаю. Прочитать такое исследование - так уж точно! Ждём-с :)
УдалитьАлександр Александрович, спасибо за идею! Я постараюсь, но только не прямо сейчас :).
УдалитьУважаемая Марина, очень благодарна Вам за такой тёплый отзыв! Ваши слова вдохновляют на дальнейшую работу. Спасибо!
ОтветитьУдалитьОльга Валентиновна, огромное спасибо за доклад на такую интересную тему! Было очень интересно прочитать, ранее не задумывалась о этой теме в прозе Шукшина. Хотелось бы узнать ваше мнение: можно ли утверждать, что насилие для Василия Шукшина- это неотъемлемая часть русской культуры? И это тот самый деструктивный элемент в жизни, который калечит судьбы, но при его отсутствии образ "русского" человека, в понимании Василия Макаровича, теряется? Спасибо! С уважением, Золотова А.
ОтветитьУдалить