Эльжбета Тышковска-Каспшак
(Вроцлавский
университет, Польша)
«Жестокость» как
метафора абсурда бытия в поэзии Олега Григорьева
В своем докладе
я пытаюсь проанализировать мотивы необоснованной жестокости и насилия в поэзии Олега
Григорьева (1943–1992). Некоторые произведения поэта основываются на сценах или
микросюжетах, содержащих акты насилия и действия, зачастую ведущие к смерти
героя. По своей поэтике эти стихотворения сходны с жанром современного детского
фольклора – садистскими стишками. Они создавались в противовес дидактическим
штампам советской литературы для детей – в них указан анти-образец поведения.
Можно условно выделить в них две модели: в первой садистские действия, ничем не
мотивированные, приводят к смерти другого героя; во второй – жестокая смерть
настигает героев (преимущественно детей), становясь наказанием за неправильное
поведение.
Несомненно, главным принципом поэтики этих стихотворений является преодоление трагизма смехом – черный юмор, отвергающий основы человеческого существования – мораль и нравственность. Поэт, изображая сцены насилия, апеллирует не к логике и здравому смыслу, а к эмоциям, точнее смеху. Задача этих произведений – не внушение страха –а осмеяние его носителя, дающее ощущение моральной победы над ужасным. Смех, вызванный представленной жестокостью и смертью как ее эффектом, приносит катарсис – очищение от страха перед жестокостью мира и конечностью бытия.
Спасибо Вам за интересный материал!
ОтветитьУдалитьХотелось бы уточнить: Григорьев, судя по всему, продолжает линию Хармса в изображении насилия. В чем Вы видите его принципиальные отличия от предшественника? Или речь идет исключительно о развитии намеченных Хармсом приемов?
А.Ю. Сорочан
Спасибо за интереный вопрос. Связь поэзии Григорьева с Хармсом не так однозначна. Конечто, на первый взгляд в изображении насилия они похожи друг на друга - оно вызывает и ужас, и смех, и между этими явлениями просвечивают экзистенциальные состояния. Но мир обериутов изменяется. Он изначально страшен и становится все страшнее, а у Григорьева мир уже сформирован, стабильный и лирический герой тоже. Можно также заметить некое сходство стихостворений Григорьева с Холиным ("Жители барака") или Сапгиром (в период Лианозово). У них всех необоснованная жестокость и примитивистская поэтика. И это не юмористические произведения, а серьезная лирика. Олег Юрьев - ислледователь поэзии Григорьева написал, что обэриуты входили в чужой смешно-страшный мир, а Григорьев выходит из своего страшно-смешного мира. И эту позицию лирического героя (или рассказчика у Хармса) можно указать как главную разницу в иизображении насилия Хармсом и Григорьевым.
УдалитьСпасибо большое! Вопрос Александра Юрьевича рождает следующий: есть ли у Григорьева последователи в современной отечественной литературе? Или авторы, развивающие тему насилия подобно ему? Мне, к примеру, пока только Илья Масодов вспоминается (в плане вроде бы немотивированного насилия, осуществляемого как над детьми, так и самими детьми).
ОтветитьУдалитьСпасибо огромное за вопрос! Я не встретила последователей поэзии Григорьева, но если честно, я их особо не искала. Можно предпологать, что такие были и как раньше некоторые старались сочинять под Хармса, то потом - под Григорьева. Тема насилия в такой форме развивалась в городском фольклоре, например в садистских стишках.
УдалитьСпасибо Вам за указание фамилии Ильи Масодова. Я с интересом прочитаю его стихотворения.
Спасибо большое! Стихов у Масодова вроде бы нет, он прозаик. Я эту параллель провел чисто в содержательном смысле (насилие, связанное с детьми). Хотя и у Григорьева были прозаические опыты, в имеющемся у меня сборнике "Птица в клетке" есть "Осколки прозы". А Масодов может показаться даже чересчур. Весьма и весьма специфический автор.
УдалитьА я еще подумала, что очень сложно определить возраст героев стихотворений Григорьева. Он не указывается прямо и только в некоторых стихотворениях персонажи названы: мальчик, бабушка ит.п. Если судить по их поведению, нет четкой границы - это инфантильные, недоразвитые взрослые или рано повзрослевшие, спившиеся дети.
УдалитьСпасибо большое за интересный доклад!
ОтветитьУдалитьВозник вопрос после прочтения вашей работы. Можно ли считать, что фольклорность стихотворений Григорьева способствовала восприятию их в обществе как «текстов без автора»?
С уважением, В. М. Марченкова.
Спасибо за интересный вопрос! Стихотворения Григорьева приближает к фольклорупростой (даже примитивисткий) стиль, краткость, отсутсвие особых стилистических приемой (если они выступают, то зачастую принадлежат к звуковой сфере и легко запоминаются). Но в большинстве его стихотворений выступает неравный ритм, что осложняет запоминание и устный пересказ. Может быть поэтому можно встретить несколько вариантов некоторых стихотворений, что тоже черта фольклора. Наверно, эта простота способствовала распространению стихотворений Григорьева как городского фольклора. То же самое было со стихотворениями Холина из цикла "Жители барака". Наиболее распространенное стихотворение Григорьева про электрика петрова породило целую "ветвь" фольклора - садистские стишки.
УдалитьСпасибо Вам за этот материал, Григорьев из моих любимых поэтов. Скажите, пожалуйста, существуют ли для Вас среди его текстов описания сцен насилия, которые построены так (благодаря, например, каламбурам, звукописи, алогизму сюжета), что их невозможно воспринимать реалистически, переживать серьёзно? Если да, то как проходит граница между "пронзительными" и просто смешными, анекдотическими произведениями у Олега Григорьева?
ОтветитьУдалитьСпасибо за Ваш вопрос! Действительно, большинство сцен насилия у Григорьева не воспринимается реалистично. Это на самом деле метафоры отношений человека с миром. Есть такие, в который появляется звуковая игра, напр. процитированный в статье текст о изнасиловании Оли - он звучит как скороговорка а не рассказ о жестокости. Другой пример:
УдалитьУвязался М за Ж
И схватил ее за Ж.
Разозлилась Ж на М
Да как даст ему по М.
Благодоря игровому стилю на воспринимаем серьезно описываемых лирическим героем сцен насилия.
По моему "пронзительными " они становятся в своей массе. Их количество в наследии Григорьева настолько большое, что может ужасать.
Отдельные стихотворения явно трагические - это, по-моему, те, в которых лирический герой не рассказывает о окружающем мире, а говорит о своих чувствах, переживаниях.
"Легендарный поэт ленинградского андерграунда – Олег Григорьев (1943–1992) не обрел ни широкой известности среди читателей, ни признания у литературных критиков".
ОтветитьУдалитьПани Эльжбета, тут Вы немного погорячились - мы его хорошо знаем.
Спасибо, Сергей! Я учту эту информацию в статье.
УдалитьПани Эльжбета, большое спасибо! У меня тоже вопрос о связях: у Холина субъект речи в барачных стихах практически не выделяется, у Григорьева же он часто вполне определен, чем он ближе к Хармсу. Можно ли эту черту поэтики рассматривать, как характеристику абсурдности мира в большей степени, чем героя?
ОтветитьУдалитьУважаемая Илона Витаутасовна! Спасибо Вам за вопрос! На самом деле это очень сложная философская проблема - где место абсурда? Камю считал, что место абсурда на стыке человека и мира. Но вполне возможно, можно передвинуть эту границу. Если так, то действительно - у Григорьева мир абсурден в большей степени чем лирический герой. Это мое сугубо субъективное мнение.
УдалитьСпасибо еще раз за возможность подумать о месте абсурда)))
Удалить